Неточные совпадения
Повар, прижав голову к левому плечу и высунув язык,
не гнулся, ноги его были плотно сжаты;
казалось, что у него одна нога, она стучала по ступеням твердо, как нога
живого, и ею он упирался,
не желая спуститься вниз.
—
Не бойся, — сказал он, — ты,
кажется,
не располагаешь состареться никогда! Нет, это
не то… в старости силы падают и перестают бороться с жизнью. Нет, твоя грусть, томление — если это только то, что я думаю, — скорее признак силы… Поиски
живого, раздраженного ума порываются иногда за житейские грани,
не находят, конечно, ответов, и является грусть… временное недовольство жизнью… Это грусть души, вопрошающей жизнь о ее тайне… Может быть, и с тобой то же… Если это так — это
не глупости.
Райский с трудом представлял себе, как спали на этих катафалках:
казалось ему,
не уснуть
живому человеку тут. Под балдахином вызолоченный висящий купидон, весь в пятнах, полинявший, натягивал стрелу в постель; по углам резные шкафы, с насечкой из кости и перламутра.
Глаза, как у лунатика, широко открыты,
не мигнут; они глядят куда-то и видят
живую Софью, как она одна дома мечтает о нем, погруженная в задумчивость,
не замечает, где сидит, или идет без цели по комнате, останавливается, будто внезапно пораженная каким-то новым лучом мысли, подходит к окну, открывает портьеру и погружает любопытный взгляд в улицу, в
живой поток голов и лиц, зорко следит за общественным круговоротом,
не дичится этого шума,
не гнушается грубой толпы, как будто и она стала ее частью, будто понимает, куда так торопливо бежит какой-то господин, с боязнью опоздать; она уже,
кажется, знает, что это чиновник, продающий за триста — четыреста рублей в год две трети жизни, кровь, мозг, нервы.
Там то же почти, что и в Чуди: длинные, загороженные каменными, массивными заборами улицы с густыми, прекрасными деревьями: так что идешь по аллеям. У ворот домов стоят жители. Они,
кажется, немного перестали бояться нас, видя, что мы ничего худого им
не делаем. В городе, при таком большом народонаселении, было
живое движение. Много народа толпилось, ходило взад и вперед; носили тяжести, и довольно большие, особенно женщины. У некоторых были дети за спиной или за пазухой.
Мне
казалось, что любопытство у них
не рождается от досуга, как, например, у нас; оно
не есть тоже
живая черта характера, как у французов,
не выражает жажды знания, а просто — холодное сознание, что то или другое полезно, а потому и должно быть осмотрено.
— А Пуцилло-Маляхинский?.. Поверьте, что я
не умру, пока
не сломлю его. Я систематически доконаю его, я буду следить по его пятам, как тень… Когда эта компания распадется, тогда, пожалуй, я
не отвечаю за себя: мне будет нечего больше делать, как только протянуть ноги. Я это замечал: больной человек, измученный,
кажется, места в нем
живого нет, а все скрипит да еще работает за десятерых, воз везет. А как отняли у него дело — и свалился, как сгнивший столб.
«Господи! — мыслю про себя, — о почтении людей думает в такую минуту!» И до того жалко мне стало его тогда, что,
кажись, сам бы разделил его участь, лишь бы облегчить его. Вижу, он как исступленный. Ужаснулся я, поняв уже
не умом одним, а
живою душой, чего стоит такая решимость.
И если бы только достали теперь эту Жучку и показали, что она
не умерла, а
живая, то,
кажется, он бы воскрес от радости.
Одушевление Катерины Васильевны продолжалось,
не ослабевая, а только переходя в постоянное, уже обычное настроение духа, бодрое и
живое, светлое. И, сколько ей
казалось, именно это одушевление всего больше привлекало к ней Бьюмонта. А он уж очень много думал о ней, — это было слишком видно. Послушав два — три раза ее рассказы о Кирсановых, он в четвертый раз уже сказал...
Мне
кажется, что Пий IX и конклав очень последовательно объявили неестественное или, по их, незапятнанное зачатие богородицы. Мария, рожденная, как мы с вами, естественно заступается за людей, сочувствует нам; в ней прокралось
живое примирение плоти и духа в религию. Если и она
не по-людски родилась, между ней и нами нет ничего общего, ей
не будет нас жаль, плоть еще раз проклята; церковь еще нужнее для спасения.
В бумагах NataLie я нашел свои записки, писанные долею до тюрьмы, долею из Крутиц. Несколько из них я прилагаю к этой части. Может, они
не покажутся лишними для людей, любящих следить за всходами личных судеб, может, они прочтут их с тем нервным любопытством, с которым мы смотрим в микроскоп на
живое развитие организма.
Разговор, лица — все это так чуждо, странно, противно, так безжизненно, пошло, я сама была больше похожа на изваяние, чем на
живое существо; все происходящее
казалось мне тяжким, удушливым сном, я, как ребенок, беспрерывно просила ехать домой, меня
не слушали.
Кажется, наше семейство считалось самым зажиточным; богаче нас был только владелец села Отрады, о котором я однажды упоминал, но так как он в имении
живал лишь наездом, то об нем в помещичьем кругу
не было и речи.
Я знаю, что, в глазах многих, выводы, полученные мною из наблюдений над детьми,
покажутся жестокими. На это я отвечаю, что ищу
не утешительных (во что бы ни стало) выводов, а правды. И, во имя этой правды, иду даже далее и утверждаю, что из всех жребиев, выпавших на долю
живых существ, нет жребия более злосчастного, нежели тот, который достался на долю детей.
Это старик лет шестидесяти пяти, бодрый,
живой и такой крепыш, что,
кажется, износу ему
не будет.
«Что за картина! что за чудная живопись! — рассуждал он, — вот,
кажется, говорит!
кажется,
живая! а дитя святое! и ручки прижало! и усмехается, бедное! а краски! боже ты мой, какие краски! тут вохры, я думаю, и на копейку
не пошло, все ярь да бакан...
Я,
кажется, чувствовал, что «один в лесу» — это, в сущности, страшно, но, как заколдованный,
не мог ни двинуться, ни произнести звука и только слушал то тихий свист, то звон, то смутный говор и вздохи леса, сливавшиеся в протяжную, глубокую, нескончаемую и осмысленную гармонию, в которой улавливались одновременно и общий гул, и отдельные голоса
живых гигантов, и колыхания, и тихие поскрипывания красных стволов…
— Уж так бы это было хорошо, Илья Фирсыч! Другого такого змея и
не найти,
кажется. Он да еще Галактион Колобов — два сапога пара. Немцы там, жиды да поляки — наплевать, — сегодня здесь насосались и отстали, а эти-то свои и никуда
не уйдут. Всю округу корчат, как черти мокрою веревкой. Что дальше, то хуже. Вопль от них идет. Так и режут по
живому мясу. Что у нас только делается, Илья Фирсыч! И что обидно: все по закону, — комар носу
не подточит.
Около тюрьмы ходят часовые; кроме них, кругом
не видно ни одного
живого существа, и
кажется, что они стерегут в пустыне какое-то необыкновенное сокровище.
Да если и пошел, так потому, что думал: «Всё равно,
живой не вернусь!» А обиднее всего мне то
показалось, что этот бестия Залёжев всё на себя присвоил.
Потом Лаврецкий перешел в гостиную и долго
не выходил из нее: в этой комнате, где он так часто видал Лизу,
живее возникал перед ним ее образ; ему
казалось, что он чувствовал вокруг себя следы ее присутствия; но грусть о ней была томительна и
не легка: в ней
не было тишины, навеваемой смертью.
— Рассуди нас, Степан Романыч, — спокойно заявил старик. — Уж на что лют был покойничек Иван Герасимыч Оников,
живых людей в гроб вгонял, а и тот
не смел такие слова выражать… Неужто теперь хуже каторжного положенья? Да и дело мое правое, Степан Романыч… Уж я поблажки,
кажется,
не даю рабочим, а только зачем дразнить их напрасно.
— Святыми бывают после смерти, когда чудеса явятся, а
живых подвижников видывала… Удостоилась видеть схимника Паисия, который спасался на горе Нудихе. Я тогда в скитах жила… Ну, в лесу его и встретила: прошел от меня этак будет как через улицу. Борода уж
не седая, а совсем желтая, глаза опущены, — идет и молитву творит. Потом уж он в затвор сел и
не показывался никому до самой смерти… Как я его увидела, так со страху чуть
не умерла.
Старик Райнер все слушал молча, положив на руки свою серебристую голову. Кончилась огненная,
живая речь, приправленная всеми едкими остротами красивого и горячего ума. Рассказчик сел в сильном волнении и опустил голову. Старый Райнер все
не сводил с него глаз, и оба они долго молчали. Из-за гор
показался серый утренний свет и стал наполнять незатейливый кабинет Райнера, а собеседники всё сидели молча и далеко носились своими думами. Наконец Райнер приподнялся, вздохнул и сказал ломаным русским языком...
— О, если хотите, милая Тамара, я ничего
не имею против вашей прихоти. Только для чего? Мертвому человеку это
не поможет и
не сделает его
живым. Выйдет только одна лишь сентиментальность… Но хорошо! Только ведь вы сами знаете, что по вашему закону самоубийц
не хоронят или, — я
не знаю наверное, —
кажется, бросают в какую-то грязную яму за кладбищем.
На этот раз ласки моего любимца Сурки были приняты мною благосклонно, и я,
кажется, бегал, прыгал и валялся по земле больше, чем он; когда же мы пошли в сад, то я сейчас спросил: «Отчего вчера нас
не пустили сюда?» —
Живая Параша,
не подумав, отвечала: «Оттого, что вчера матушка очень стонали, и мы в саду услыхали бы их голос».
И эти бедные вирши (напечатанные,
кажется, в «Аонидах»)
не только в пении, где мелодия и голос певца или певицы придают достоинство и плохим словам, но даже в чтении производили на меня
живое и грустное впечатление.
Мальчик читал газету и как будто
не слышал ничего, но порою глаза его смотрели из-за листа в лицо матери, и когда она встречала их
живой взгляд, ей было приятно, она улыбалась. Людмила снова вспоминала Николая без сожаления об его аресте, а матери
казался вполне естественным ее тон. Время шло быстрее, чем в другие дни, — когда кончили пить чай, было уже около полудня.
Зато тем великолепнее показала себя пятая рота. Молодцеватые, свежие люди проделывали ротное ученье таким легким, бодрым и
живым шагом, с такой ловкостью и свободой, что,
казалось, смотр был для них
не страшным экзаменом, а какой-то веселой и совсем нетрудной забавой. Генерал еще хмурился, но уже бросил им: «Хорошо, ребята!» — это в первый раз за все время смотра.
Поэтому
не покажется странным, если и между арестантами были у него своего рода фавориты, возбуждавшие в нем если
не сочувствие, то, по крайней мере,
живое участие к их положению.
Я взглянул на моего друга и, к великому огорчению, заметил в нем большую перемену. Он, который еще так недавно принимал
живое участие в наших благонамеренных прениях, в настоящую минуту
казался утомленным, почти раздраженным. Мало того: он угрюмо ходил взад и вперед по комнате, что, по моему наблюдению, означало, что его начинает мутить от разговоров. Но Очищенный ничего этого
не замечал и продолжал...
Тишину прервал отдаленный звон бубен и тулумбасов, который медленно приближался к площади.
Показалась толпа конных опричников, по пяти в ряд. Впереди ехали бубенщики, чтобы разгонять народ и очищать дорогу государю, но они напрасно трясли свои бубны и били вощагами в тулумбасы: нигде
не видно было
живой души.
— Максимушка, — сказал он, — на кого же я денежки-то копил? На кого тружусь и работаю?
Не уезжай от меня, останься со мною. Ты еще молод,
не поспел еще в ратный строй.
Не уезжай от меня! Вспомни, что я тебе отец! Как посмотрю на тебя, так и прояснится на душе, словно царь меня похвалил или к руке пожаловал, а обидь тебя кто, — так,
кажется, и съел бы
живого!
Сам ревизор был
живое подобие уснувшего ерша: маленький, вихрястенький, широкоперый, с глазами, совсем затянутыми какою-то сонною влагой. Он
казался ни к чему
не годным и ни на что
не способным; это был
не человек, а именно сонный ерш, который ходил по всем морям и озерам и теперь, уснув, осклиз так, что в нем ничего
не горит и
не светится.
А на него самого посмотришь, и
кажется, что вся эта земская деятельность для него только лишь забава и ею занят он пока, а настоящие его заботы где-то впереди, куда порою устремлялись его бойкие, но как бы
не живые, оловянного блеска глаза.
Прасковья Ивановна была
не красавица, но имела правильные черты лица, прекрасные умные, серые глаза, довольно широкие, длинные, темные брови, показывающие твердый и мужественный нрав, стройный высокий рост, и в четырнадцать лет
казалась осьмнадцатилетнею девицей; но, несмотря на телесную свою зрелость, она была еще совершенный ребенок и сердцем и умом: всегда
живая, веселая, она резвилась, прыгала, скакала и пела с утра до вечера.
Мне
показалось, что он доволен, увидев меня.
Не теряя времени, я пригласил его выкурить сигару, взял бодрый,
живой тон, рассказал анекдот и, когда увидел, что он изменил несколько напряженную позу на непринужденную и стал связно произносить довольно длинные фразы, — сказал ему, что «Бегущая по волнам» — самое великолепное парусное судно, какое мне приходилось видеть.
Милый Пепко, как он иногда бывал остроумен, сам
не замечая этого. В эти моменты какого-то душевного просветления я так любил его, и мне даже
казалось, что он очень красив и что женщины должны его любить. Сколько в нем захватывающей энергии, усыпанной блестками неподдельного остроумия. Во всяком случае, это был незаурядный человек, хотя и с большими поправками. Много было лишнего, многого недоставало, а в конце концов все-таки настоящий
живой человек, каких немного.
Алексей замолчал и принялся помогать своему господину. Они
не без труда подвели прохожего к лошади; он переступал машинально и,
казалось,
не слышал и
не видел ничего; но когда надобно было садиться на коня, то вдруг оживился и, как будто бы по какому-то инстинкту, вскочил без их помощи на седло, взял в руки повода, и неподвижные глаза его вспыхнули жизнию, а на бесчувственном лице изобразилась
живая радость. Черная собака с громким лаем побежала вперед.
Был слух, что это
живые люди, заточенные в подземелье; а я так мекаю, да и все так мыслят, что это души усопших; а
не показывались они потому, что старый боярин был ничем
не лучше тех некрещеных бусурман, которые разорили пустынь.
— Боярин! — сказал Милославский, взглянув презрительно на служителей, которые,
казалось,
не слишком охотно повиновались своему господину. — Я без оружия, в твоем доме… и если ты хочешь прослыть разбойником, то можешь легко меня обидеть; но
не забудь, боярин: обидев Милославского, берегись оставить его
живого!
Рыба бывает непостижимо своенравна и прихотлива, по крайней мере так
кажется нам по нашему неведению: сколько раз со мной случалось, что на удочку, хуже других устроенную,
не на месте лежащую, на один и тот же обрывок червяка или рака беспрестанно брала хорошая рыба, тогда как наплавки других удочек, во всем ее превосходящих, с
живою, лакомою насадкой, лежали неподвижно; таким указанием пренебрегать
не должно, и,
не мудрствуя лукаво, советую, оставя другие удочки, продолжать удить на ту, на которую берет, то есть на счастливую, насаживая на нее
не целых червей и раков, а небольшие обрывки их и закидывая удочку на то же самое место.
Кроме сверчка, который жалобно трещал под каким-то косяком, тут
не было,
казалось,
живой души.
Юлия Сергеевна смотрела на картины, как муж, в кулак или бинокль и удивлялась, что люди на картинах как
живые, а деревья как настоящие; но она
не понимала, ей
казалось, что на выставке много картин одинаковых и что вся цель искусства именно в том, чтобы на картинах, когда смотришь на них в кулак, люди и предметы выделялись, как настоящие.
И ему
казалось, что поют
не двое людей — все вокруг поет, рыдает и трепещет в муках скорби, все
живое обнялось крепким объятием отчаяния.
— Отец мой! Отец мой! — повторил он, заплакав и ломая руки, — я
не хочу лгать… в моей груди… теперь, когда лежал я один на постели, когда я молился, когда я звал к себе на помощь Бога… Ужасно!.. Мне
показалось… я почувствовал, что жить хочу, что мертвое все умерло совсем; что нет его нигде, и эта женщина
живая… для меня дороже неба; что я люблю ее гораздо больше, чем мою душу, чем даже…
Долинский хотел очертить свою мать и свое детское житье в киевском Печерске в двух словах, но увлекаясь, начал описывать самые мелочные подробности этого житья с такою полнотою и ясностью, что перед Дорою проходила вся его жизнь; ей
казалось, что, лежа здесь, в Ницце, на берегу моря, она слышит из-за синих ниццских скал мелодический гул колоколов Печерской лавры и видит
живую Ульяну Петровну, у которой никто
не может ничего украсть, потому что всякий,
не крадучи, может взять у нее все, что ему нужно.
Графу
казалось, что теперь он имел право считать княгиню сильно склонною к самым
живым в его пользу чувствам. Как человек солидный, имевший дело
не с девочкою, а с женщиною, которой было под сорок, он
не торопил ее более ясными признаниями: он был уверен, что все это непременно придет в свое время, когда княгиня поустроится с дочерью.
Живому, деятельному христианскому духу бабушки этот способ благотворения
не казался наилучшим, тем более что, будучи соседкою по имениям с Хотетовою, княгиня знала, что хотетовские крестьяне находятся в большом разорении.